Застройку Астаны часто критикуют. Например, в 2023 году Токаев на совещании по вопросам развития столицы сказал, что город заполонили «однотипные здания-коробки». В этом году премьер-министр Олжас Бектенов критиковал Астану за низкий уровень озеленения и отсутствие ровных тротуаров. Некоторые ругают её за так называемый «эффект Бразилиа», когда город выглядит хорошо только с высоты птичьего полёта и совершенно неудобен в масштабах человека.
Мы поговорили с архитектором и соучредительницей Urban Forum Kazakhstan Асель Есжановой о том, почему Астана построена с ошибками и что с этим делать.
Текст Султан Темирхан
Асель Есжанова — архитектор, соучредительница Urban Forum Kazakhstan
Привычка строить широкие улицы пришла из Америки. В XX веке автомобили в США стали повсеместно доступны, и в больших городах начали строительство многополосных магистралей, которые рассекали мегаполисы со всех сторон. Тот же Лос-Анджелес, который считается одним из самых неудобных городов в мире, построен по этой модели.
Последние исследования показывают, что добавление полос уменьшает заторы лишь в краткосрочной перспективе, потому что это побуждает людей больше ездить. Сейчас наблюдается обратная тенденция, когда приоритет отдается не только автомобилистам, но и другим участникам движения: пешеходу, общественному транспорту, велосипедистам, самокатчикам.
Сделав ставку на удобство автомобилистов, Астана допустила серьёзную ошибку. Важно с самого начала создавать всю пешеходную инфраструктуру. На мой взгляд, необходимо больше инвестировать в общественный транспорт, а также строить систему БРТ, велодорожек и пешеходных улиц.
Ландшафт Астаны идеален для велосипедистов. Она расположена на ровной поверхности в степи. Кто-то может сказать, что там холодный климат, но есть пример скандинавских стран, где проживает рекордное количество велопользователей.
Более того, любая широкая улица рано или поздно сужается, что создает эффект бутылочного горлышка, когда огромный поток машин встречается в одном месте и создает пробку.
Есть такой город в Испании, называется Бильбао. В конце прошлого века он находился в экономическом упадке, и чтоб как-то исправить ситуацию, там решили построить филиал Нью-Йоркского музея Гуггенхайм. Для этого пригласили знаменитого архитектора-деконструктивиста Фрэнка Гери. Вокруг его сооружений крутится много приколов, потому что они все волнистые и деформированные.
Так вот, пригласили этого Фрэнка Гери. Он построил музей. Поток туристов в город резко увеличился: экономика поднялась, появились рестораны со звёздами Мишлен. После этого урбанисты даже придумали термин «Эффект Бильбао». Он характеризует упадочные города, которые стали центрами туристического притяжения.
Музей Гуггенхайма в Бильбао. Источник: BBC / Getty Images
Многие ошибочно полагают, что успех города заключался лишь в крутом здании. Но на самом деле, музей стал лишь вишенкой на торте, финальным мазком на общей картине.
Для того чтобы в Бильбао реально приезжали туристы, архитекторы в первую очередь улучшили инфраструктуру в городе: почистили каналы, отремонтировали дороги, добавили пешеходные зоны, осветили улицы, убрали мусор и адаптировали ещё кучу элементов, о которых не так интересно говорить и слушать. Но суть в том, что это все сработало в комплексе.
Более того, сегодня такая модель подвергается критике, так как строится на привлечении дополнительных инвестиций через спекулятивные маневры со звёздными архитекторами.
Ещё есть термин «дубайзейшн», который связан с появлением ряда «иконических» зданий в арабских странах, которые соревнуются между собой за звание самой высокой башни или большого музея. Причём часто через эксплуатацию дешевой рабочей силы.
Сегодня архитекторы продумывают жизненный цикл здания на много лет вперед. Вплоть до момента, когда оно уже теряет свою актуальность. Если раньше объект подвергался сносу, оставляя за собой строительный мусор, то сейчас создаются сценарии демонтажа проекта или преобразования его в новое пространство. В то время как в Астане многие объекты служат лишь одному событию.
Это неустойчивые решения. Лучше подумать о том, кому эти квадратные метры нужнее. Людям, которые проведут там саммит, или тем, кто ютится в однокомнатных квартирах на окраинах.
В той же Астане дорогие здания строят только в центре, в то время как на окраинах — дешевые и недостаточно привлекательные. Почему бы, например, не сделать наоборот? Чтобы равномерно распределить трафик и создать новые точки притяжения.
С одной стороны, [отгораживание горожан друг от друга заборами] — это вопрос культуры, которая вытекает из недоверия к людям. Такое есть не только в Казахстане, но и в других постсоветских странах. Но ещё это вопрос тенденций, которые закладываются строительными компаниями.
Они продают горожанам идею жизни в ЖК — огромных кварталах, доступ к которым есть только у жильцов. И уже внутри этих дворов они строят всю необходимую инфраструктуру: школы, детсады, магазины, площадки.
Меня пугает это, потому что такие ЖК больше похожи не на дома, а на крепости за высокими заборами, где каждый определяет себя не горожанином, а жильцом этого ЖК.
Хотя город — это как раз среда малых связей. Когда представители разных классов, районов и слоев взаимодействуют друг с другом и создают нечто новое. Будь то бизнес-проекты, творческие объединения или кружки по интересам. Тогда как у нас более привилегированные живут в элитных ЖК за заборами, а уязвимые слои — в спальных районах, на окраинах.
В 2023 году ООН-Хабитат проводили исследование My Neighbourhood, где пришли к выводу, что хорошо спроектированные городские пространства уравнивают общество, а плохо спроектированные ведут к поляризации. Общественные пространства должны быть своего рода гостиными для всех жителей города.
Например, они рекомендуют создавать парковые зоны и летники рядом с библиотеками и университетами, чтобы досуговая и профессиональные жизни разных горожан сплетались в одном месте.
Другая тенденция, которая наблюдается, это строительство новых объектов без должного понимания того, насколько они необходимы в краткосрочной и долгосрочной перспективе. Порой невмешательство — это лучшее, что мы можем сделать.
На ум приходит пример двух французских архитекторов Анны Лакатон и Жана-Филиппа Вассаля. В 1996 году их пригласили преобразовать площадь Леон Окок в Бордо во Франции.
Они внимательно изучили, как функционирует площадь и предложили самые скромные изменения, так как объект уже был популярен и не требовал больших вмешательств. Для меня это пример того, как можно подходить к преобразованиям максимально деликатно.
